Старшина

«Старшина 52-й танковой бригады Бабаян Николай Давидович 1914 г.р. На фронте Отечественной войны 6 сентября 1942 г. получил сквозное осколочное ранение правой стопы с отрывом пальца и повреждением кости по поводу чего с 24 ноября 1942 г. находился на излечении в ЭГ 1289 (МСБ, МСР-62), из которого выбыл 19 июня 1943 г. по месту жительства.

 За проявленное личное мужество и отвагу в боях под Моздоком награжден орденом Красной Звезды. Награжден также медалями: «За оборону Кавказа» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.»

 Всероссийский сайт «Память народа»

Госпиталь. Осень 1942-го

– Николай, давай, закурим! – обратился к хмурому старшине, читавшему фронтовую газету «Вперед!», младший сержант с ближней койки с шапкой из бинтов.

– Старшой, а что, пойдем, покурим! – поддержал рядовой с загипсованной и зафиксированной рукой на груди.

Николай отложил газету и с ненавистью взглянул на струганые костыли, прислонившиеся к кровати. Потом, опершись на ручку кровати, поднялся и, с трудом балансируя на левой ноге, сунул костыль подмышку. Сделал шаг и взял второй костыль. Слегка наклонился вперед, держа равновесие, накинул ватник и хмуро взглянул на соседа.

– К тебе сейчас сестренка придет, – указал он на бойца с «шапкой». –Потерпеть придется. Сразу два укола в мягкое место ...

– Жди, давай, куряка! – махнул в его сторону рядовой. – Пошли, Коля – двинулся он в сторону двери.

– Николай, а, правда, что ты пятерых раненых ребят из-под огня вынес после контратаки? – крикнул боец с «шапкой» вдогонку старшине. – Вот, пишут! – потряс сержант свежим номером фронтовой газеты.

– Отвали! – бросил ему рядовой, пропуская в дверях старшину.

Курили на крыльце временной больнички, разместившейся в потрепанном немецкими фугасами роддоме. Курили молча. Рядовой, вихрастый, чисто выбритый черноусый человек лет двадцати пяти, фасонисто держал папиросу между мизинцем и безымянным пальцами и временами сплевывал. Старшина, красивый мужественной красотой армянин 29 лет, курил принужденно, было заметно, что табак не доставлял особого удовольствия: вышел, как говорится, за компанию.

– За подвиг-то тебе, Николай, «Звезда» светит!

Старшина лишь равнодушно пожал плечами.

– И к гадалке не ходи! Будет «Звезда», мое слово верное! Скольким ребятам жизнь спас, их мамки тебя по гроб жизни добром поминать будут …

Старшина невесело улыбнулся и, еще раз неприязненно взглянув на костыли, махнул рукой: – Не за награды воюем!

Курили молча.

– Закончится война, представляешь, какая житуха будет? – сказал рядовой, глядя куда-то в даль. – Счастливая!..

– У тебя во Львове, Семен? Его еще не взяли.

– Возьмем, Коля! Скоро возьмем! Не 41-й на дворе, 42-й на исходе … Фрицам теперь амба! Приедешь как-нибудь после войны – гульнем!

– Поживем-увидим, – услышал он в ответ …

Мирное небо над головой

Отец не любил рассказывать о войне. В ответ на мои детские вопросы: «Пап, расскажи про войну!», он, как правило, лишь отмахивался, ненадолго отвлекаясь от чтения газет, а также своих любимых мемуаров Г.К. Жукова или И.Х. Баграмяна. Толстые фолианты с воспоминаниями знаменитых советских полководцев всегда лежали на столе, слева от серванта, где папа, сидя в любимом кресле и покуривая через янтарный мундштук сигарету, внимал истории Великой Отечественной, такой, какой ее увидели Георгий Константинович и Иван Христофорович.

Иногда отец отвлекался от чтения и, сняв очки и забыв о дымящейся в пепельнице сигарете, смотрел куда-то в окно, застыв от своих воспоминаний …

В 1970-е о войне, кроме памятников в больших и малых городах СССР воинам Красной армии - освободителям планеты от коричневой чумы - уже почти ничего не напоминало. Мы настолько привыкли к мирной жизни, что слова какой-нибудь бабушки в ответ на поздравление с международным женским днем 8 марта: -«Ой, сынок, лишь бы не было войны!», воспринимали с большим недоумением. Война?! Синее мирное небо над головой и ощущение, что живешь в самой могущественной стране на планете …

К тому же программа «Время» изо дня в день рассказывала о разрядке международной напряженности и новых инициативах советского правительства по упрочению дела мира …

Какая может быть война?

А вот, когда я видел отцовские костыли в углу гостиной, поневоле задумывался о невероятной тогда, казалось, возможности новой войны … Просмотр документальных лент по телевидению или в кинотеатре, цитировавших военную хронику и хронику освобождения узников фашистских концентрационных лагерей - Освенцима, Бухенвальда и прочих, также возвращали к действительности, напоминая: люди будьте бдительны!

Отец вел переписку с советским комитетом ветеранов войны. Об этом я узнал случайно, застав однажды утром на столе его неоконченное письмо. И временами извлекал из домашнего почтового ящика письма от самого Алексея Маресьева, героя Советского Союза и прототипа героя произведения Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке», которое мы штудировали в школе. Алексей Петрович помогал отцу, пробивая для него дефицитные в ту пору путевки в санатории. Летом 1977-го таковой оказалась путевка в санаторий минобороны в Трускавце.

 … То наш ворог вiчний!

Прилетели в Львов и сразу же отправились к боевому товарищу отца, тому самому Семену, который был во Львове не последним человеком - одним из руководителей местного общепита.

– Отца дома сейчас нет, – открыла дверь дочь Марина, красавица-блондинка. Позже выяснилось, что мы – ровесники и, подобно мне, она училась на третьем курсе филфака. – Он на работе. Но не беспокойтесь, я вас покатаю по городу! Только заедем в гостиницу, разместитесь, папа обо всем позаботился.

Усевшись в белое 7-местное авто (ГАЗ-24-02), мы – отец с матерью и я с младшим братом – отправились в «Готель» в центре города, неподалеку от памятника Адаму Мицкевичу, а затем поехали любоваться городом. Средневековая готика центра Львова очаровала, каждый дом являл собой исторический памятник и я щелкал своим фотиком «Зоркий» не переставая, предвкушая восторг однокурсников от моей поездки в город советской заграницы, как именовали Львов в ту пору.

В глазах рябило от мовы на вывесках: «Перукарня», «Готель», «Хлiб i Вино», «Годинник Львiвского часу» и прочих. Вывесок на русском почти не было. Даже Русская улица обозначалась как «вул. Руська» …

Побывали и на могиле знаменитого разведчика Николая Кузнецова, героя романа и одноименного кинофильма «Сильные духом», расположенной на старинном польском кладбище …

Отец не всегда выходил из машины, дабы взглянуть на очередные Львовские красоты – ходил тяжеловато на протезе, опираясь на массивную деревянную трость. От небольшой прогулки по знаменитому Стрыйскому парку и вовсе отказался …

Вечером к нам в гостиницу приехали дядя Семен с Мариной. Дядя Семен – молодцеватый седоусый человек в строгом темном костюме и при галстуке – радостно обнял отца: «Николай, ты ничуть не изменился!».

– Ну да, помолодел за последние тридцать пять лет! – рассмеялся отец.

Всей компанией спустились на первый этаж, в ресторан. У порога к нам подскочил метрдотель: - Семен Васильевич, лучший столик в вашем распоряжении!

Отец усмехнулся расторопности метрдотеля: - Уважают начальство!

– А як же! – с улыбкой кивнул дядя Семен.

Выпив «наркомовские» сто грамм, они предались воспоминаниям. Было о чем поговорить - в последний раз виделись в 1942-м …

– Выпьем за наши семьи, за наших детей! – поднял рюмку дядя Семен. И удивленно спросил: – А ты, Игорек, что не пьешь? За вас, за детей! – протянул он рюмку в мою сторону.

Я взглянул на отца, при нем я несмотря на то, что совершеннолетие отметил еще три года назад, никогда не позволял себе пить водку. Он кивнул: - «Сегодня можно …», и я, наполнив рюмку, поднял ее над столом.

А вот за соседним столом, судя по пьяным возгласам, горилка лилась рекой. Гуляла мужская компания, нестройными голосами горланившая какие-то песни. Я невольно прислушался к пузатым в вышиванках спiваков. «А москаль пiвнiчный – то наш ворог вiчний!» – с упоением орали они, со значением взирая на отца с дядей Семеном. Только теперь я обратил внимание на медали к годовщине Победы в Великой Отечественной, блестевших на пиджаках наших стариков.

– Слава Украiнi! Смерть ворогам! – поднявшись во весь немалый рост, проорал самый толстопузый и краснорожий из «соседей», с кривой ухмылкой глядя на отца с фронтовым товарищем.

К нашему столику подскочил метрдотель: «Семен Васильевич, то иностранцы из Канады гуляют!..

Украинцы-иностранцы тем временем (в СССР иностранцам, к сожалению, позволялось многое, порой и слишком многое) встали и громко, на весь ресторан, принялись скандировать: «Слава Украiнi! Смерть ворогам!».

Дядя Семен побагровел от ярости, а отец, встав из-за стола и, перехватив трость за основание, слегка прихрамывая, двинулся в их сторону.

Интурситы разом вдруг перестали выкрикивать речевки и плюхнулись за стол, явно не ожидая такого развития событий. Отец был уже в шаге от канадских «патриотов» и поднял было трость для удара, как подбежали официанты …

 Минут через десять, когда компанию пьяных канадцев украинского разлива выпроводили за дверь, отец с дядей Семеном вернулись за стол.

– От гипертонии у тебя есть что-нибудь? – глядя на красное в поту лицо боевого товарища, спросил отец.

Тот достал из кармана пачку таблеток. Они выпили лекарство, закурили …

– Не добили мы этих гадов! – сказал дядя Семен. – По лесам хоронились, потом удрали за кордон. Иностранцы, мать их! Такие вот дела, старшина …

Утром мы уехали в Трускавец …

Игорь Бабаян